Чайвытагын
Привычный ходить (чукотск.)
Посвящение в полярники обернулось конфузом. После банкета, я вызвался помочь поварихе вынести помойное ведро. Подойдя к только что сбитому коробу, услышал внутри шорох. Решив, что это песец, подкрался на цыпочках и уже начал поднимать ведро, как из короба показалась огромная белая морда. От неожиданности я на секунду замер, потом мышцы непроизвольно дернулись и я повалился вниз, опрокинув помои на свою привезённую из Москвы тройку. Многое за эти годы в мозгу стёрлось, однако недовольная морда медведя с яичной скорлупой на морде, почему-то так и стоит перед глазами словно это случилось только вчера.
Жизнь в обсерватории мыса Шмидта была строго регламентирована и разнообразием не баловала: каждые 6 часов, я выходил на лёд бухты, выполняя нехитрые гидрологические обязанности. Весной, добавлялась дополнительная головная боль по охране медвежьей берлоги на мысе Кожевникова от паломничества праздношатающейся публики. Каждое дежурство рюкзаками собирал сгущёнку, от одного вида которой тошнит до сих пор.
Собственная упряжка появилась уже на Биллингсе, маленьком национальном посёлке, расположенном на косе Восточно-Сибирского моря. Самый первый свой урок я получил сразу же, как только сошёл с вертушки, увидев чукчу, за которым ковыляли двухмесячные щенки. Маленькие работяги старательно тащили в алыках небольшие деревянные чурбачки. Это сняло с моих плеч одну из самых главных проблем – с какого возраста можно начинать тренировки щенков.
Моими первыми учителями в транспортном собаководстве были Гена Выборнов, Лёня Тынаургин и Гриша Эттырультын. Очень много полезной информации почерпнул у биологов Дальневосточного университета, изучавших полярных волков. Они помогли мне разработать методику кормления ездовых собак.
Жизнь на Чукотке была беспокойной, скучать не давала. Почти каждый день ангелу-хранителю приходилось спасать мою задницу из какой-нибудь передряги. Однажды, например, я «напал» на эскадру военных кораблей. Не специально — морж лежал на маленькой льдинке прямо по курсу каравана. Мор. зверя в тот год было мало, а потому я, не колеблясь, бросился наперерез. Ледокол застопорил ход, а капитан высказал в матюгальник всё, что он обо мне думает. Спустя месяц, по мою душу прилетел ГБ-шник со Шмидта, показал «портянку» из из МО, в которой утверждалось, что неизвестная банда пиратов на траверсе села Биллингс обстреляла военную эскадру Северного флота. Читая мою объяснительную, полковник катался по полу от смеха. Обошлось, но нарезного оружия меня, на всякий случай, лишили.
Ещё один смешной случай произошёл, когда я вернулся в посёлок после семимесячного отсутствия – уезжал на собаках, а вернулся уже на лодке. По дороге пришлось заскочить за продуктами – те, что оставались дома, давно испортились. По субботам давали водку, так что народу в магазе было битком. «Еттык! Акимыль варкын? (Привет, водка есть?)» — этой шутливой фразой начинались при встрече все разговоры. Стою, слушаю новости, которых за моё отсутствие накопилось немало. Вдруг сзади послышался шёпот: «А он, что, чукча?». Оборачиваюсь – молоденькие девчонки в стройотрядовской форме, смотрят на меня широко открытыми от ужаса глазами. «Сама ты чукча» — рявнул я под общий хохот. Густо покраснев, девчонки пулей выскочили из магазина.
Вечером, помывшись в кочегарке, переоделся в костюм-тройку и, набрав шампанского, пошёл к ним извиняться. «А что мы должны были подумать? – пытались они потом оправдываться: «…человек в чукотской одежде; обвешан оружием, ножами, биноклями и прочими причиндалами; загорелый, а может, грязный, воняет псиной и тухлой рыбой; говорит по-чукотски, а вокруг огромные псы крутятся. Только голубые глаза в общую картину не вписывались.». Одна из тех девочек стала потом моей женой.
Однажды мне крупно повезло — недалеко от дома штормом выбросило кита. Обрадовался, думал, в море теперь не обязательно ходить — и собакам еды хватит и песцам останется. Фигушки — в сентябре с началом ледостава, на этого кита «слетелись» медведи чуть ли не со всей Арктики. Я не учёл, что совсем рядом на острове Врангеля собираются медведицы со всей Арктики — родильный дом у них там. Меня не трогали — собак побаивались. Однако, далеко не отходили, ожидая своей очереди к пиршеству. Так, вопреки ожиданиям, был потерян целый сезон, в течение которого я никуда не ездил, опасаясь, что эти монстры разберут дом. Эти могут…
Обычно, для проверки капканов и перевозки грузов я использовал снегоход – в полярную ночь без его мощной фары не обойтись. Теоретически, он мог отказать, хотя каждые два года я менял его на новый. Собачью же упряжку держал для души. Она была символом надёжности — по дороге в посёлок можно было даже прикорнуть на нарте, зная, что собаки никогда не сойдут с трассы.
Однажды это спасло мне жизнь. Заковырявшись с капканами, я упустил упряжку, сорвавшуюся за песцом. Бежал за ней более 20 км., благо, что след, благодаря свежевыпашему снежку, был хорошо виден. Догнал, но к полярной ночи, добавилась пурга. След нарты замело и мы заблудились. Три дня собаки куда-то бежали, но в итоге в посёлок всё-таки меня доставили. Обморозился, но от ампутации спасла чукотская одежда и спортивная подготовка – все три дня я постоянно двигался. Целый месяц, в течение которого я валялся на больничной койке, собаки ждали меня под окнами и уходить отказывались категорически.
Когда СССР начал разваливаться и пришло время возвращаться на материк, вожака забрал с собой — до глубокой старости Шурик катал московскую детвору…
Ренат Хабибулин.